Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Страница 10

Он поднялся, скинул с плеч бушлат и, позвякивая крестами и медалями, подошел к краю трясины. Туман начал редеть, в просвет Фомин увидел на той стороне, прямо на берегу, подтянутого офицера в шинели и фуражке с зеленой тульей пограничных войск.

— Вы, большевики, себя с Родиной и русским народом отождествляете! И потому, кто думает иначе, изменниками и врагами народа называете. А мы не враги русского народа. Когда есть миллионы русских, которых вы мучаете и убиваете, тогда вы не имеете ни малейшего права представлять народ! Это говорю я, русский офицер, монархист, подполковник Фомин!

— Это кто ж тебя в подполковники произвел, сержант?! А ордена с чьих тел прибрал, сука?! И крестами где разжился?! — Он был не трус, этот капитан Миронов, далеко не трус, и стоял уверенно, хотя и предполагал, что в данный момент в него целятся из пулемета.

Рядом с ним в кустах на миг блеснуло, Фомин сообразил, что его тоже рассматривают через оптический прицел снайперской винтовки.

— Погоны на моих плечах мне дарованы генералом Каппелем. Это его собственные погоны! А крест Святого Георгия я получил из рук Верховного Правителя России адмирала Колчака. Знакомы вам эти имена русских патриотов, капитан?! Что касается других орденов, советских, на Тоболе я раненым попал к вам и под чужой фамилией пошел служить в Красную Армию. И я не один такой, у вас до сих пор служат мои коллеги под другими фамилиями, и один даже стал уже генералом! — Фомин говорил громким уверенным голосом, и капитан поверил. Он даже несколько раз сделал резкий жест рукой, который можно было трактовать, как «не вздумай стрелять».

— И они вам служат честно, как и я до этой войны. Орденом Боевого Красного Знамени меня наградили по представлению маршала Тухачевского за войну с поляками. Первый орден Красной Звезды от маршала Блюхера за бои на КВЖД, а второй от маршала Тимошенко за зимнюю войну с финнами. Медаль «20 лет РККА» получил по приказу маршала Ворошилова. Достаточно тебе этого, капитан?

Демонстративно достав папиросу, закурил, давая возможность капитану прийти в себя от полученной информации. Тот на диво быстро соображал, и даже тон его речи стремительно изменился. Теперь над угрюмым болотом гремел не начальственный бас, а уважительный голос, с каким младший офицер обращается к старшему. Лицедей, прямо слово!

— Что же вы, Семен Федотович, русский патриот, офицер, и с немцами? Против своих воюете! Как так?! Имена Суворова, Кутузова, князя Александра Невского запамятовали? Ведь именно их славными именами высшие боевые ордена названы. Погоны введены, славной русской армии традиции…

Фомин сразу понял — самое страшное впереди: доведется ему сегодня свидеться с дядькой, иначе откуда имя-отчество узнали. Куда чекист клонит, и так было понятно, и он решил ему подыграть, благо ситуация позволяла.

— Я, капитан, немцам не служил. Если бы они Локоть заняли, всех нас бы там не было. Потому никому свой настоящий чин и прошлое не открыл. И в моем экипаже нет настоящих природных немцев. Отец капитана фон Путта до революции командовал кавалергардским эскадроном, а начинал служить под началом маршала Маннергейма, который ныне командующий финской армией. Предки барона фон Шмайсера испокон веков в лейб-гвардии Измайловском полку служили, — Фомин врал вдохновенно, удивляясь про себя, как его язык поворачивается такое говорить.

На том берегу к его словам стало совершенно иное отношение — капитан буквально внимал каждой букве, стараясь усвоить малейшие детали. Фомин его прекрасно понимал — за поимку живым матерого белогвардейца, да еще знающего целый выводок предателей в штабах, включая генерала, наградят от всех щедрот Советской власти да еще майора накинут. А если каппелевский подполковник убит будет или застрелится по собственной дурости, то тогда начальство семь шкур со всех в один миг спустит, штрафной батальон землей обетованной покажется. Но Фомин не хотел и перебарщивать. Можно назвать фамилии известных генералов Красной Армии, но только зачем? У чекистов уже есть нить информации, и, когда они размотают весь клубок, установят его фальшивую фамилию, — много голов полетит.

«Вы, шакалы, сами себе глотки перегрызете! А я… Я уже пожил! Теперь и умереть не страшно, надо только побольше вашего брата с собой прихватить, чтоб на том свете скучно не было…»

Тем самым он им и отомстит. Чтоб свои своим же кишки выпустили. И русским офицером перед смертью нужно оставаться, тем более капитан рукой так размахался, что понятным стало намерение разговором ему глаза отвести, а десантную группу на остров направить.

— Я поговорю со своим экипажем, капитан. И если вы гарантируете всем жизнь, о себе я не говорю, то мы можем и сдаться. Честь имею!

Фомин четко козырнул и дождался ответного жеста от капитана. Затем чуть кивнул, развернулся и пошел обратно, в клочья густого тумана, накрывшего белым покрывалом весь остров с величественным Поганкиным Камнем. Сама гать от тумана стала потихоньку очищаться, и было ясно, что переправа на остров может начаться с минуты на минуту, потому нельзя было терять драгоценных секунд, что уже повели отсчет его жизни.

Перевалив за валуны, Фомин посмотрел на напряженные лица своих танкистов. Не говоря слов, надел черную куртку, поднял ремень с подсумком, перепоясался при помощи капитана. Засунул в карманы три «лимонки» и после того заговорил:

— К гати не ходить! Это категорический приказ! Как гранаты ухнут, мы из пулемета ударим. Если что наперекосяк пойдет, в пещеру уходите, обстрел внутри пересидите. Запомните — до крепкого мороза на гать не идите. Помни, о чем говорили, капитан. А сейчас гимн запевайте, да погромче — это наша последняя песня, пусть они ее услышат! Тяните время, пусть думают, что мы тут все, тогда у гати нашей засады опасаться не будут. Там я их с близнецами и прищучу, беспечных!