Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Страница 63

Но он знал, что делает, и считал это наилучшим вариантом. Отец сразу разжал объятия, посмотрел на Семена Федотовича очень странным взглядом и, поддернув руками сползающие подштанники, подошел к окну.

— Если бы ты амурами не занимался, а смотрел в окно, как всегда, с кресла и с папиросой в левой руке, то увидел бы, как я подошел сюда.

— Ты чекист?!

Отец словно сейчас увидел кожаную куртку, незнакомое оружие в руке. Все его тело тут же подобралось, глаза метнули взгляд к одежде, сваленной в груду на диване, к двум винтовкам, что стояли за его спинкой, как в пирамиде. И тихо добавил:

— И откуда тебе известно про мои мысли?

— Это маскарад, — тихо произнес Фомин, — за углом стоят автомобили, а в них сидят мои офицеры. Такой черный «Бюссинг», знаешь? А что касается мыслей, так тебя на свете еще не было, когда я многое понимать начал, там, на болоте. Или тебе дед с отцом не рассказывали, у кого я в обучении долгие годы был?!

— А где Мойзес со своими матросами?

— Перебиты моим отрядом на старом Ермаковском руднике, где скидывали трупы убитых в Губчека.

— Значит, там. А я думал… — отец не договорил и помрачнел. По его щекам заходили желваки.

— Некая птица тоже думала, только в суп попала. Если еще будешь думать, братка, то царя сегодня прошляпишь. А ведь именно сегодня вечером чекисты хотят вывезти Михаила Александровича в Мотовилиху и там сжечь в печи. Понял?

— Понял. А кто ты сейчас, братка, ежели твои офицеры в авто сидят?

— Подполковник. А ты, старший унтер-офицер Фомин, забыл о долге и присяге, раз перед штаб-офицером в грязных подштанниках стоишь. В них и пойдешь государя нашего вызволять или хочешь с этой прыщавой шлюхой здесь остаться? Встать, как положено!

Суровый приказной тон словно хлестанул отца по ягодицам — пятки старого служивого тут же сошлись вместе, руки застыли, вытянувшись вдоль тела, подбородок вскинулся вверх.

— Товарищ Федот! Вы с кем там говорите? Один пить вино не можете? — Визгливый женский голос в сочетании со шлепаньем босых ступней об пол заставил Фомина отшатнуться за шкаф. Комиссар явно хотела выйти из комнаты, и не дай Боже с наганом в руке. Потому что выстрелы могли спутать все его планы.

Но Ольрихт, распахнув дверь настежь, ворвалась в комнату нагая, кипя недовольством. Однако слово «нагая» не всегда означает «прекрасная». Ее дряблое прыщавое тело было безо всякого намека на природные женские округлости — костлявые ягодицы, словно обглоданные голодной собакой мослы, выпирающие ключицы и впалые, чахоточные ребра, дурно пахнущие подмышки, заросшие почти мужской растительностью и отвисшая, дряблая грудь, напоминавшая собачьи соски, вытянутые многочисленными щенками.

— Ой… — крик захлебнулся под ладонью Фомина.

Дальнейшее произошло непроизвольно. Накопившаяся с годами ненависть к ней выплеснулась с хрустом ее шейных позвонков. Руки сами, без приказа, свернули комиссару голову набок.

Обмякшей тряпичной куклой женщина рухнула на пол, уставив в потолок выпученные глаза. Фомин медленно достал из кармана белый платок, тщательно и брезгливо отер им свои руки. Затем бросил его на пол, словно грязную ветошь.

Именно это убийство, совершенное без всяких слов и проявления ненависти, полностью привело отца в нормальное состояние, и его глаза приобрели привычное выражение. Покойный брат оказался не мороком или чекистом, а вполне нормальным человеком, пусть и волхвом, и штаб-офицером к тому же — только их настоящее благородие могло так поступить с платком. Тем более исполнившим его заветную мысль — свернуть этому комиссару из ЧК шею. И это не мистификация — раз она мертвее мертвого, а на покойников старый служака насмотрелся, то воскресший брат тот, за кого себя выдает. Ибо за эту тварь вся пермская Чека на дыбки завтра встанет и начнет землю рыть носом, лишь бы ее убийцу поскорее отыскать.

— Забери одежду и оружие. Оденьтесь там, но помойтесь обязательно — от вас запахом шабаша разит. Ее в ватерклозет положите — пусть думают, что поскользнулась пьяная и голая, шею себе свернула. И племяшу все объясни. Ясно?

— Так точно!

— Тогда выполнять!

— Есть!

Четкие команды полностью привели бывшего унтер-офицера в себя — отец схватил одежду, сапоги и оружие в одну охапку и бросился в спальню. И оттуда послышался неразборчивый шепот — батя коротко и емко рассказывал сыну о случившемся.

Фомин подошел к окну и рванул на себя створку с грязноватым стеклом. Пыльный нагретый воздух хлынул в прохладную комнату, и он поморщился. Но лучше пусть будет воздух улицы, чем вонь этого комиссарского борделя.

Раскуренная папироса несколько улучшила его настроение. Фомин с улыбкой посмотрел на стоящую напротив дома гостиницу. Заветная цель была близка, очень близка, и машины с его людьми были наготове совсем рядом. И времени на подготовку было не меньше часа, чтобы достойно встретить цареубийц и вывезти на дальнюю заимку императора. Они успели вовремя, и в этом он видел Вышний промысел…

Но стоило ему вспомнить про это, как послышался дружный цокот копыт и стук колес по камням мостовой. У парадных дверей в «Королевские номера» встали друг за другом две пароконные повозки, вид которых очень не понравился Фомину.

Первая была обычной пролеткой, зато вторая являлась добротной артиллерийской повозкой, под тентом, и лошади были ей под стать — крепкие и сытые. У него защемило сердце — такая повозка могла прибыть только с Мотовилихи, где дымил трубами орудийный завод. И где сжигали в печах замученных и убитых в Чека…