Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Страница 85

— Да, это так.

— А ты сможешь более подробно описать эти знаки? — вкрадчиво спросил Бокий, но снова вильнул глазами, встретившись с пронзительным оком сидящего чекиста.

— Три неизвестных мне знака — один круглый, беловатый в середине, снаружи окаймлен серебряным венком из листьев. В центре изображена красная звезда лучом вниз. Между лучей выглядывают молот и лемех плуга. Отдаленно похоже на нашу красноармейскую звездочку. Сверху красное знамя, с девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Знамя закрывает два верхних луча звездочки. На венке внизу отчеканены буквы РСФСР — я не ошибаюсь. За этим знаком были прицеплены еще два. В виде пятилучевой красной звезды. Я их разглядел лучше, намного лучше, их было два, потому и запомнились.

Мойзес закрыл уцелевший глаз и содрогнулся всем телом — он вспомнил до малейших деталей тот страшный для себя день.

— В центре серебряный медальон с изображением солдата в остроконечном шлеме, держащего в руках винтовку наперевес. Вокруг такой же девиз — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Внизу отчеканены буквы СССР, ниже них серебряные серп с молотом. Мне показалось…

— Что показалось? — переспросил Бокий, когда пауза затянулась. Мойзес открыл глаз, пронзительно сверкнувший на мгновение.

— Я видел эту форму на императорских складах. Ее сделали для гвардии. Суконный шлем с острым верхним шишаком.

— «Богатырка»?! Так, по-моему, этот шлем называется. Сейчас рассматривается вопрос, чтоб одеть в эту форму наших красноармейцев.

— Так! — Мойзес чуть кивнул головой. — За «звездами» была медаль, на маленькой прямоугольной колодке. И весь кругляшок закрывала пятилучевая звезда. Красная…

Мойзес говорил еле слышным голосом, единственный глаз был закрыт желтым веком. Он тщательно припоминал, и это было для него делом нелегким — пальцы рук, лежавшие на накинутом поверх колен клетчатом одеяле, чуточку подрагивали.

— Под ней римская цифра двадцать. Именно так мне показалось сразу, а не две буквы XX. Под знаками с «пролетарской» символикой были два георгиевских креста с медалью. Серебряные. И еще одна медаль — вроде династическая, когда триста лет Романовым отмечали. На больших колодках. И все — более ничего не было.

Бокий прошелся по комнате, взглянул в окно — желтая листва усеивала внутренний двор, свидетельствуя о приближении зимы.

— «Унылая пора, очей очарованье…» — процитировав классика, начальник ВЧК приблизился к Мойзесу, сунул руку за пазуху и извлек небольшую коробочку, обитую красным бархатом. Открыл крышечку.

— Посмотри на это внимательно.

Мойзес взял коробочку, вытащил задрожавшими пальцами небольшой знак, приблизил его к уцелевшему глазу. И еле слышно вскрикнул, выронив из рук. Желтое лицо чекиста смертельно побледнело.

— Тебе знаком этот орден? — нетерпеливо, но не резким, а скорее молящим голосом воскликнул чекист.

— Да, знаком. Но тот был вроде потерт, эмаль потускнела чуть, будто от долгого ношения.

— Хватку ты не потерял, товарищ Мойзес. Глаз-алмаз остался…

— Только один и уцелел, — криво улыбнулся чекист и чуть более громким голосом спросил:

— А что это за орден?

— Боевого Красного Знамени. Недавно учрежден Советом Народных Комиссаров. Состоялось и первое награждение — ровно две недели назад.

— Как же так?! — внезапно охрипшим голосом чуть ли не закричал Мойзес. — Я не могу ошибаться, я видел именно этот орден. Только чуть иной…

— Поношенный?!

— Да, такой.

— Странное дело, — задумчиво проговорил Бокий и снова начал мерить шагами палату. — Имеет место быть белый офицер, подполковник, носящий под курткой пролетарский орден, которого на тот момент времени нет даже в эскизах. Не рисовали его еще, ибо не думали учреждать…

— Есть еще одна странность, — хриплым голосом в тон отозвался Мойзес. — Почему подполковник вместе с этим орденом носит другие знаки с пролетарской символикой. Ты о таких знаках знаешь что-нибудь? Или о медали со звездой?

— Ничего подобного. Мы специально запрашивали секретариат СНК. А этот орден нам выслали всего на три дня. По личному ходатайству товарища Дзержинского. Специально тебе для опознания.

— Меня удивляет другое. Почему вместе с нашим орденом и другими знаками этот полковник носит награды для нижних чинов? Причем без пальмовой веточки на колодке, положенной офицерам в семнадцатом году.

— Откуда ты знаешь это?

— Допрашивал одного ротмистра в марте, он мне и пояснил, за что офицеров солдатскими крестами награждали, да с каким отличием.

— То-то и оно, товарищ Мойзес. А почему не Владимир с мечами или белый крестик Георгия?!

— Вижу, и ты неплохо разбираешься, товарищ Бокий!

— Пришлось тут, — усмехнулся начальник и достал из кармана сложенный лист бумаги. — За время твоей затянувшейся… хм… болезни, скажем так. Я назначен Дзержинским для расследования, и с этого момента ты поступаешь в мое распоряжение. Вот его мандат!

Мойзес внимательно прочитал бумагу, насупил брови, глядя на размашистую подпись внизу, а потом потер подбородок. Протянул бумагу обратно Бокию, который тут же спрятал ее в карман.

— Я вижу, Янек дал тебе неограниченные полномочия?!

— Да! Ты занимался один, — Бокий сделал многозначительную паузу, в упор глядя на Мойзеса, — крайне серьезным делом, но теперь нам предстоит работать по нему вместе!

— Я не знаю, что тебе сказать… Я три месяца оторван от дел, меня здесь, в этой больнице, держат в слепоте, не отвечают на вопросы. Я имею в виду Поганую…