— И что? — жадно спросил Шмайсер.
— А тот как заорет: «Мужики, чего нам за коммунистов умирать!» И хрясь одного по уху. Тот в ответ. Ну, тут десяток и рванули на помощь. Да оно и понятно — надо только кому-то первым начать. Остальные стояли, покуда по ним очередью не вдарили и двоих не убили. Только теперь до всех дошло, что это не шутка. Набросились всем скопом, голыми руками, зубами рвали. Один, правда, не хотел, и его тут же пристрелили. И все — кончились бойцы Красной Армии, убивцами и палачами окровавленными сделались. Всех этой кровью повязали — хитрой сволочью эсэсовец оказался.
Путт вздохнул и вытер рукавом пот со лба. Остальные переглянулись — история капитана была дикой, но то, что она истинна, сейчас не сомневались. Но чтобы вот так — это в голове просто не укладывалось.
— Вначале в полиции служил, а потом меня в Локоть случайно занесло, и в бронедивизион попал…
— Самозванцы вы, братцы. Шмайсер в русские подался, ты в немцы. — Фомин почесал затылок. — Вы уж определитесь на будущее.
— Теми останемся, при своих, — недовольно буркнул Шмайсер. — Только мы не самозванцы, мы каратели. Не зазорно из одного котелка хлебать?
— Не зазорно! У самих грехов достаточно, — резко ответил ему Фомин, чувствуя, что нужно повернуть разговор в другое русло. — Давайте, ребята, по-прежнему, чины и звания нам не нужны уже!
— И то верно, Федотыч! — Путт пожал ему руку. — Лады?
— Лады!
Тем временем Попович взял кружку, черпнул воды, карябнув жестью днище, выпил залпом:
— Воды совсем мало осталось!
— И я о том же! — Фомин повернулся к остальным. — Ладно, разговоры потом вести будем. Сейчас надо снаружи тихонько осмотреться и водички набрать.
Он встал с ящика, взял свой ППС, пристегнул набитый патронами магазин и передернул затвор. Путт немедленно проделал ту же процедуру с ППШ, а Попович, кряхтя и охая столетним дедом, взял в руки самозарядную винтовку. И лишь Шмайсер предпочел вооружиться солиднее, взяв проверенный ДТ.
А вот гранаты танкисты убрали — применять их в пещере или длинном извилистом проходе сродни безумию самоубийцы. Если осколками не посечет, то от взрыва оглохнуть начисто и сознание потерять запросто можно, с тяжелой контузией в придачу.
Вооружились до зубов, все понимали, что осназовцы их так просто не оставят. Чекисты на выдумки горазды, оставлять роновцев живыми на острове не будут…
Фомин продвигался по проходу осторожно, вслушиваясь в темноту. Только мелкая каменная крошка хрустела под подошвой тяжелых армейских ботинок. Еще пять шагов, и поворот, а через пару шагов туннель снова извернется, и появится светлый проем пещерного зева. Но эти шаги еще надо сделать, осторожные и тихие, мало ли что.
Фомин остановился, прислушался и шагнул. Ботинок, неожиданно для него, с хода уткнулся в непреодолимую преграду. Он не удержал равновесия, ткнулся лицом вперед. Но падение было остановлено каменной преградой, непонятно откуда взявшейся. Из глаз посыпались искры, и Семен Федотович упал назад. Причем сильно ударился пятой точкой о каменный пол, застонав от боли.
— Что там такое?! Федотыч, что с тобой? — тихий шепот Путта показался Фомину криком. Сзади послышалось чирканье спички о коробок, и тонкий язычок пламени осветил проход.
— Твою мать! — изумленно воскликнул Шмайсер и выронил горящую спичку из дрогнувших пальцев.
— Ферфлюхте!!! — Путт был не менее эмоционален, а Попович за спиной добавил по матушке.
Крупные каменные глыбы плотно забили до самого свода.
— Это все, ребята! Стала пещера эта нашим последним пристанищем. Обратной дороги для нас нет!
Проснулся Фомин с превеликим трудом, саднило руки, сильно болела поясница, ломило отекшие ноги. За день каторжного труда им удалось очистить до двух десятков шагов завала, но конца края тягомотной работе не предвиделось. Он впервые поймал себя на ощущении полного отупения, когда человек работает, но уже не понимает смысла в своей деятельности. И таскает камни лишь потому, что все рядом их ворочают и носят. И самым страшным было то, что он уже понял, что произошло…
Сейчас его пробудил голод — он во сне учуял запах варящейся каши, явственный, раздражающий. Фомин прислушался — из прохода доносилось шипение примуса, там вовсю кашеварил Попович.
— Доброго рабочего дня вам, ваше высокоблагородие, с побудкой! — Попович словно не замечал хмурого взгляда Фомина. — Я тут вам решил маленько помочь, пока каша варилась, и полсотни камней сбросил. Пойдем, Федотыч, покажу что-то.
Механик взял в руки горевшую свечу и быстро пошел вперед по проходу. Фомин последовал за ним, и через полминуты они были уже у завала. Попович указал в разобранный провал и поставил на камень свечу. Семен Федотович пригляделся и непроизвольно ахнул от удивления.
— Вам вчера надо было на пять минут дольше поработать!
Голос Поповича чуть дрожал от плохо сдерживаемого волнения. И было отчего — вытесанные камни прохода здесь кончались, а свод крепился обычными столбиками и плахами, что были на них уложены под потолок. Фомин немедленно залез на камни и ощупал деревянное перекрытие и столб. Тихо свистнул.
— Это не тот проход, — растерянно промолвил подошедший сзади Путт. — Лиственница. Очень старая…
В пещере воцарилось звенящее долгое и тягостное молчание — Фомин, Путт и Шмайсер непрерывно курили, переваривая полученную информацию.
— Я тоже ничего не понимаю! — Фомин потрогал каменную стену. — Похоже на старую выработку.