Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Страница 44

— Как так?! — Семен Федотович был потрясен. — А если донос был ложный и суда не было?

— Всех расстреливали, без исключения! — На Путта было страшно смотреть. Он осунулся лицом прямо на глазах, одним махом постарел лет на десять от страшных воспоминаний двухлетней давности.

— Мы в тюрьмах свыше тысячи человек расстреляли. Во внутренний двор всех выгоняли и из пулеметов! А там подростки, беременные женщины и старики вместе с мужиками стояли. Их в упор, а они все в крови, по двору бегают, кричат. Это страшно, так страшно!!!

Путт выкрикнул последние слова с надрывом. И минуту молчал угрюмо. Дышал хрипло, со стонами. Но собрался капитан, сжал нервы в кулак.

— Не выдержал я — плюнул на приказы из Абвера. Решил переходить, но вначале этих головорезов под танки подвел. И впервые в жизни радовался, когда их на гусеницы кишками наматывали. Нелюди это. Но перебежать к нашим… в Красную Армию, в смысле, не удалось — нас подхватила волна отступающих красноармейцев, и оказался я в лесу. Там переоделся в форму убитого сержанта, вовремя. Меня изловили, в строй поставили, танкистом. Хорошо, что танков не осталось, а то махом бы сгорел. А так даже толком не спрашивали. Одну ночь с ними был, а на вторую нас эсэсовцы сцапали. И все было так, как я вам всем рассказывал. Вот так попал из огня в полымя.

— А что ж не сказал, что ты из Абвера?

— Ага, нашел дурня. У меня в Германии дядьку в концлагерь загребли только за то, что на Адольфуса гадости говорил. Но это еще не все! Не знаю, слышал ли ты или нет, но не все разделяют политику Гитлера…

— Да это и так понятно! — Фомин улыбнулся. — Вы же, я имею в виду аристократов, презираете и ненавидите выскочку-фюрера и его прихлебателей. Заговоры, батенька, они неотъемлемая сторона жизни любого тирана. Вон, Сталин, зря ли в тридцатые года Чистку устроил? Даже мысли недовольные из голов выбил, куда уж там покушения…

— Вот и я о том же! — Путт тяжело вздохнул. — Эсэсманы проверять бы стали, и куда потом?! Вот с того дня я понял, что между СС и НКВД разницы почти нет. Что коммунисты что нацисты — идеология насквозь гнилая и кровавая. А потому пришлось мне в полицию подаваться и ждать. Через месяц в село вошли ремонтники и саперы. Тут я к ним и пришел. Сообщили, куда следует, и через неделю я свои полицейские тряпки снял и форму оберлейтенанта надел. Получил назначение при штабе группы армий «Центр», что на Москву шла. Весной сорок второго был направлен в специальную Абвер-группу при штабе второй танковой армии. Уже гауптманом…

— А в Локоть как попал? — Шмайсер потянулся за очередной папиросой.

— По приказу командующего этой армией генерал-полковника Рудольфа Шмидта, вернее, по его невысказанной открыто просьбе. Он мне не мог дать прямой приказ.

— Даже так? Зачем? — Фомин был удивлен и не скрывал этого.

— Для наблюдения и встречи с тобой, герр оберст. Вот так-то — Семен Федотович Фомин, он же подполковник РККА Онуфриев, он же Камков, он же Зауэр, он же Шуберт. Абвер был сильно расстроен, когда в сентябре сорок первого связь с вами была прервана. И мне отдали приказ найти вас любой ценой, не считаясь со средствами и усилиями. Вы как думали — сотрудничали с немецкой разведкой пятнадцать лет, дали массу полезной информации — и вот так просто пропасть?!

Шмайсер застыл соляным столбом. Рука с папиросой так и остановилась на половине пути ко рту. Он шумно сглотнул и откашлялся:

— Это… Может, я пойду? Если чего, свистните!

— Да ладно, раз пошла такая пьянка, сиди, барон ты наш самозваный! — Путт грозно нахмурил брови, но в глазах мелькнула усмешка. — Мы теперь все равно все в одной лодке!

Фомин растерялся на какую-то минуту — то, что он ожидал эти два года в тягостном настроении, случилось именно сейчас, в этой штольне, забитой трупами. В ином месте и в совершенно ином времени. Минуты хватило, чтобы просчитать необходимые варианты.

— Кто меня опознал?

— Полковник Шульц. Вы были инструктором в танковой школе КАМА в Казани в конце двадцатых и учили многих германских будущих генералов панцерваффе. О вас есть прекрасные отзывы, по крайней мере, трех из них, с кем я побеседовал. С той поры вы предусмотрительно не имели личных контактов, передавали информацию через «почтовый ящик». А знаете, почему вас так усердно искали?

— Догадываюсь, — неохотно буркнул Фомин.

— И главное — вы не просто бессребреник, ваша информация всегда оказывалась верной. Черпали ее из генштаба?

— Да. Там есть один мой старый знакомец, из прежних. И еще один, ссученный троцкист. Именно ему вы тридцать сребреников платили. Хотели, чтобы я абверовцам эти каналы передал?

— Не только. Как вы думаете, почему наш генерал так Локотский район опекал? Округ создал, всю власть русским передал и в их дела не вмешивался, немецкие войска полностью вывел. Берлином очень это не приветствовалось, вернее, даже отрицалось. Будь у нацистов возможность — они вашу самостоятельность прихлопнули бы на корню.

— Понятно. Но ваши нам и не помогали, только пару тысяч комплектов потрепанного обмундирования подкинули. И свои части на помощь бросали время от времени.

— Адольф не разрешал, сука бесноватая! Скажу одно — многие генералы вермахта порицают фюрера. Его бредни с лебенсраумом, сиречь жизненным пространством, и унтерменшами, «недочеловеками», так сказать, приведут Германию к поражению. Единственный выход из ситуации только в одном — превратить восточную войну в гражданскую. Но тут Адольф и сглупил.

— Многие этого и ждали. Ждали, что вы будете создавать русскую армию, передадите власть на освобожденных территориях русской администрации, — Фомин говорил угрюмо, выплевывая слова. — Сам видел, что немцев летом сорок первого почти повсеместно с радостью встречали. А потом им в спины стрелять стали. Почему, гауптман? А потому, что все наши ожидания вы прахом накрыли. Вернее, другим словом, сам знаешь каким! Вот потому-то я в Локоти жил и с вами контакты прервал. Германии нельзя верить!